Приветствия жюри и рассказы о своей переводческой практике

Я прекрасно помню, как я начала заниматься художественным переводом, хотя это было очень давно, где-то в районе второго - начала третьего курса. Заинтересовавшись творчеством Михаила Нуайме, я взяла в библиотеке его сборник «البيادر» ( «Гумна») и начала читать первое же произведение, которое называлось «في العاصفة» («В бурю»). До сих пор я не могу идентифицировать жанр этого произведения: по стилистике оно близко к стихотворениям в прозе (الشعر المنثور), но значительно больше по объему обычных произведений такого рода. Начала я читать первую страницу – и ничего не поняла. Это-то и задело меня «за живое». Ну как же так, подумала я, учу-учу арабский, а тут такое… Тогда я еще не подозревала, что подобные проблемы бывают у всех и всегда, независимо от опыта или знания языка. Начала переводить и поняла, почему были такие сложности: просто на первой странице речь шла о цветочках, растениях, букашках и т.п., то есть о лексемах, которые явно не входили в мой тогдашний лексический запас. Это был первый мой перевод, к сожалению, до сих пор не опубликованный. Но сам процесс меня захватил.

Обычно, я переводила «для себя», поэтому выбирала те произведения, которые мне нравились. И, прежде всего, мне доставляло огромное удовольствие стараться максимально адекватно передать на красивом русском языке красивый язык подлинника, а переводила я очень красивые произведения – Михаила Нуайме, Джебрана Халиля Джебрана, а еще Ибрахима аль-Куни (мне ничего неизвестно о судьбе моего перевода повести «Обет деве Марии»), и Абд ар-Рахмана Мунифа (лежит в подстрочнике).

А задача художественного перевода, на мой взгляд, познакомить людей, которые не знают арабского языка с теми идеями, образами, которых, возможно, нет в нашей культуре, но они представляют особый интерес, могут обратить внимание человека на что-то значимое, о чем он не задумывался прежде, не говоря уже об особенностях эстетики «чужой» культуры и т. п.

Желаю успеха всем участникам конкурса! Поверьте, сам процесс художественного перевода настолько увлекательный, что ценен сам по себе…

Уважаемые конкурсанты,

я с большим нетерпением жду того момента, когда участникам жюри разошлют ваши переводы и я смогу начать их читать. Заранее знаю, что получу от этого огромное удовольствие - буду сравнивать то, как перевели что-то вы с тем, как это сделала бы я. Буду думать о том, что вы заметили в тексте, как поняли его, что решили подчеркнуть, а без чего обойтись - да-да, переводчик, по моему мнению, имеет право и на это. Буду восхищаться вашей смелостью потому, что взяться за перевод арабской литературы и не побояться представить результат на суд жюри - это тоже требует характера.

Вспоминая свой собственный путь переводчика, могу сказать, что прикоснулась к арабской литературе я, конечно, на университетских занятиях, а вот привычку переводить объемные тексты развила в себе в студенческие времена благодаря переводам совершенно неинтересных мне текстов - это были диссертации, написанные арабскими аспирантами, обучавшимися в то время в российских вузах в значительных количествах. Теперь стараюсь переводить только то, что нравится, когда я знаю, что понимаю и чувствую автора и наверняка смогу найти способ передать его мысли, чувства и стиль на русском языке. Принадлежу к тем, кто считает, что переводчик это не раб, а творец.

25 лет тому назад, в 1997 году, мне довелось участвовать в одном сомнительном проекте. И виной тому был шейх Мухаммад бен Рашид Аль Мактум, тогда еще наследный принц Дубая. Со мной связались представители компании «Газпром» и попросили сделать подстрочник для поэтического перевода «Героической поэмы» шейха, а также его стихотворного дивана, вышедших отдельными книгами в Объединенных Арабских Эмиратах. Готовить подстрочники – работа всегда неблагодарная. Ощущаешь себя ни много ни мало литературным рабом, работающим к тому же на неизвестного хозяина, коим является поэт – профессионал или непрофессионал, что, впрочем, неважно. Важно то, что он не знает языка оригинала. Прежде, чем дать ответ, я попросил прислать оригинал и сразу предложил сделать не подстрочник, а готовый поэтический перевод. На что мне указали, что поэт на эту роль уже подобран и вопрос считается давно решенным. Ну что ж, как говаривал поэт Владимир Маяковский, «белую работу делает белый, черную работу - черный».

Хуже дело обстояло с диваном. Во-первых, он был гораздо больше по объему – порядка 400 страниц. Ну, это полбеды, учитывая, что это не проза, а стихи. Однако самое поверхностное ознакомление с содержимым дивана повергло меня в необычайное уныние. Там был народный разговорный язык, с которым я не был знаком, вернее, знаком понаслышке.

С трудом мне удалось найти в библиотеке учебное пособие моего коллеги Сергея Молякова «Диалект ОАЭ», изданное в Военном университете в конце 80-х. Пособие давало самый минимальный набор сведений по фонетике, лексике и грамматике диалекта, не более того. Для перевода поэзии этого было явно недостаточно. Диван, кроме стихов, содержал довольно пространную переписку в стихах нашего шейха. Больше всего стихотворных посланий было адресовано коллеге шейха – саудовскому принцу Халеду аль-Фейсалу. С них-то я и начал. Постепенно картина стала вырисовываться. Повторение в стихах определенных образов и поэтизмов позволило найти правильные эквиваленты в русском языке. Арабский поэтический тезаурус содержит много общих мест, к которым относятся и так называемые поэтизмы. Скажем, сердце часто именуется не «кальб», а «фуад», соловей – не «бульбуль», а «андалиб» и так далее. В русском поэтическом словаре раньше мы тоже встречали нечто подобное. Вспомните перси, ланиты, телица и т. д.. Список можно продолжить. Сюда же можно отнести арабские местные реалии и символы.

Из общеарабских символов следует упомянуть газель, быструю, стройную, пугливую; месяц – «бадр», ясный, светлый, серебряный, плывущий по небу; пальму – «нахля,» стройную, зеленую, вечную; арабского скакуна, жемчужину и так далее. Газель относится и к поэтическим символам Залива наряду с соколом. Характерной особенностью поэтической лексики Залива является белый или бледный сокол, который очень часто фигурирует как эвфемизм – «ашкар» (белый светлый), что тоже означает «сокол», но сокол особой породы – гордый и неприступный. Этот поэтизм местного разлива очень любим шейхом и встречается в его стихах довольно часто, если не сказать больше. Однако попадались и другие словечки, найти эквиваленты которым оказалось просто невозможно. К таким относится слово «наснас» или «ниснас» نسناس, значение которого, наверное, знают лишь представители племени, из которого наш шейх родом. Это слово есть в словаре, но означает не что иное, как «обезьяна» или (почему-то) «одноногий человек». Других значений этого слова ни один толковый, а тем более, двуязычный словарь не давал. Кое-какие толковые словари давали еще значение «хромая обезьяна». Поскольку это слово довольно часто встречалось у Мактума, путем образного и контекстного сопоставительного анализа я пришел к выводу, что оно имеет в русском языке эквивалент легкого морского бриза, дующего со стороны Залива в утреннее время. Впрочем, в арабском литературном языке есть слово «насим», которое означает свежий ветерок. В нем также присутствует первые два звука из трех от «наснаса».

Еще хуже обстояло дело со словом «ирмас» عرماس . Оно, в отличие от «наснас», встречалось гораздо реже, и контекстовый анализ здесь уже не давал стопроцентной уверенности. Собранный по этому поводу переводческий консилиум пришел к выводу, что «ирмас» означает тоже ветер, приносящий прохладу, но уже в пустыне.

После выхода в свет «Героической поэмы» его Высочества шейха Мухаммада бен Рашида Аль Мактума в России я по просьбе руководства «Газпрома», написал шейху два письма, где, каюсь, лил елей и во всех возможных и невозможных красках расписывал достоинства шейха и его поэмы, а также приглашал его на презентацию его книги в Москве. Но шейх почему-то не приехал.

Тебе писал я, мы ровесники с тобою,
И где-то даже одинаково нам лет.
Ответом ты меня не удостоил.
Ты все же принц, а я простой поэт.
Но в нашем небе закружился белый сокол.
Ведь это наши, только нам известные стихи.
И где-то там, на рубеже высоком
Он нам отпустит прошлые грехи.
Поэзия, словно охота – прелесть.
Стиль безупречен и тверда рука,
И ты газель-метафору подстрелишь,
Нажав, как брат, на золото курка.
Ты там, в шатре, на краюшке пустыни.
Я средь берез, у звездной полыньи.
Что нас роднит, роднит с тобой отныне?
- Роднит лишь то, что мы с тобой одни.
И это одиночество пред небом,
Которое испытывает нас,
Страшнее голода, нужнее хлеба,
Приятней чем наснас
И благодатней чем ирмас.
Вот понеслись верблюды скаковые,
Вот промелькнул в ночи метеорит.
Ты в Эмиратах, я - в России.
Но сердце одинаково болит.

Дорогие ребята!

Я хотела бы сказать вам несколько слов о том, как нам всем повезло, что существует такой замечательный открытый конкурс, в котором вы можете принять участие. Я не помню, чтобы, когда я изучала арабский язык в университете, у нас была аналогичная возможность. Мы не ставили номера на фестивале языков, не участвовали в конкурсе по переводу художественного текста, а «настоящий» журнал на арабском можно было купить буквально в нескольких местах в Москве, если повезет. Такой журнал мы зачитывали до дыр, и не важно, о чем были там статьи – биография мало известной нам ливанской актрисы, описание автомобиля или экономические показатели. Мне кажется, мы любили сам этот язык – где-то математически точный, где-то безумно красивый и такой эмоциональный! Он казался почему-то близким, вторым родным, не по уровню владения, который, кажется, невозможно достичь, а по внутреннему приятию его. Он всей своей мощью вытеснял английский, который мы осваивали с младших классов школы. Наши преподаватели английского терпеливо относились к тому, что сначала их задание наша арабская группа переводила в голове на арабский и только потом переходила к английскому.

Я прекрасно помню свой первый учебный день. Занятий в первый день не было, но с однокурсницей мы решили зайти в книжную лавку и купить русско-арабский словарь. Открыли его на первой странице… застыли… Моя однокурсница спросила: А почему в арабском «азербайджанец» и «азербайджанка» начинаются не одинаково, разные буквы? Так началось погружение в другой мир – где читают и пишут справа налево, мир с такой разнообразной и богатой культурой.

Мне кажется, что этот конкурс для влюбленных в арабский язык и в арабскую культуру. В переводе это не менее важно, чем знание лексики и грамматических конструкций. Да даже и ими овладевает лучше тот, у кого есть сильная внутренняя мотивация – интерес. Поэтому «не бойтесь» арабского текста, выберете из предложенных тот, который вам ближе по настроению, по стилю – и творите! В переводе только вы «создатель» своего текста. Вам решать, каким он будет. Главное, чтобы он был искренним.

Мне также хотелось бы обратить внимание наших будущих замечательных переводчиков на то, чтобы они внимательно относились к тому, что они предъявят в итоге по-русски, чтобы помнили, что читать их будут в основном те, кто не знает арабского, а может быть вообще не знаком с арабской культурой. Всегда проверяйте текст, лучше даже через какое-то время, когда забудете арабский оригинал и забудете, как именно вы переводили. Вы увидите свой текст другими глазами, как будто его писали не вы, а другой человек, и тогда сможете его адекватно оценить, похвалить или поругать про себя этого «другого» человека. Если по-русски текст вызывает вопросы и «выглядит подозрительно», вернитесь к этому месту, переведите его еще раз, проверьте по словарю.

Я приведу такой пример. Мне пришлось однажды в условиях сжатых сроков править перевод статьи об отношениях двух арабских стран. Чтобы быстро отыскать вопиющие ошибки, достаточно было пробежаться по русскому переводу, где один монарх очень богатой страны Залива одарил другого монарха не менее успешной страны Залива… шарфом. Когда я отыскала это место в оригинале, оказалось, что это Орден почета – وسام الشرف – проявление уважения на государственном уровне.

Конечно, мы все допускаем ошибки, но есть ошибки, которые в наших силах заметить и исправить. Переводчику художественной литературы подчас требуются энциклопедические знания, поэтому мы всегда развиваемся и узнаем новое. Я не могу забыть, например, как спокойно читая книгу И.П. Сенченко «Султанат Оман», к своему ужасу обнаружила, что самбук – это нарицательное имя, тип торгового судна. А я-то сдала перевод, присвоив кораблю собственное имя «Самбук»! И какова была моя радость, когда редактор связался со мной, чтобы я еще раз пересмотрела текст после него! Просто совпадение и везение! И да, текст проходит несколько редакций перед печатью. Одному человеку очень трудно уловить все опечатки и ошибки!

Поэтому пробуйте свои силы! Творите! Не бойтесь ошибок, на них учатся! Если вам трудно в каких-то местах, это не значит, что перевод у вас не получится!

Удачи вам!

Уникальность художественного перевода - это возможность перенести литературный шедевр из одной культуру в другую. Моим первым опытом литературного перевода был перевод романа "Человек-амфибия" Александра Беляева на арабский язык в рамках проекта Национального центра перевода Египта. Получив отзывы нескольких читателей, я был удивлен тем, что каждый читатель увидел что-то свое: кто-то занимательное описание морской флоры и фауны, кто-то сложную философскую дилемму, кто-то красивую историю любви Ихтиандра и Гуттиэре.

Для меня процесс перевода условно можно разделить на две части. Первый этап включает черновую работу, то есть сам перевод с поиском незнакомых слов в словарях. На этом этапе важнее всего концентрация, чтобы ничего не отвлекало и была возможность сосредоточиться. Второй этап – творческий, для него необходимо вдохновение: это редакторская работа с получившимся текстом, который нужно сделать красивым, легко читаемым, при этом максимально сохранив стиль автора.

Что самое сложное в переводе? Наверное, найти баланс. Не поддаться желанию «улучшить» авторский текст, сохранить оригинальность. И, конечно, рано или поздно переводчик сталкивается с проблемой непереводимости: как объяснить читателю некую культурную особенность, для которой не существует аналога в других языках? Нужно ли отягощать перевод развернутым объяснением или лучше вынести эту информацию в сноску? Или оставить слово без перевода, предлагая читателю самостоятельно найти интересующую его информацию в специальных источниках? На мой взгляд, однозначного ответа на это вопрос не существует, и каждый раз встречая подобные моменты в тексте, переводчик должен делать выбор, как будет уместнее поступить в конкретном случае. Подобная «гибкость» нередко является отличительной чертой опытного переводчика.

Дорогие участники конкурса! Прежде всего, я хочу пожелать вам упорства при работе с текстом. Бывает так, что текст переводится тяжело, стиль автора кажется слишком сложным или сюжет недостаточно интересным. В таком случае важно постараться втянуться в работу, найти в ней свой интерес или, например, поставить себе цель переводить по какому-то количеству текста регулярно. Если же у вас есть возможность выбора, то, конечно, гораздо интереснее и проще переводить тот текст, который нравится именно вам.

Помните, что через переводчика читатель получает уникальную возможность познакомиться с произведением автора. И в ваших силах сделать это знакомство неповторимым!

Желаю удачи в конкурсе!

Мои занятия художественным переводом обусловлены неукротимой любовью к литературе вообще и точному, меткому слову в частности. Читаю всегда с карандашом в руке, отмечая небанальные высказывания и просто любопытные словосочетания. Заимствование чужих и моделирование своих суждений реализуется в работе над научными статьями. Правда, мне «претит» пользоваться наукообразным языком, а близка позиция профессора нашей кафедры Б. Я. Шидфар, которая была решительно против того, чтобы «сушить» читателя, и писала свои многочисленные научные труды общепонятным человеческим языком.

Иное дело ‒ художественный перевод, в котором, по слову В. А. Жуковского, «переводчик в прозе – раб». В работе над переложением на русский язык чужого интеллектуального «продукта» мне интересно в максимальной степени донести до читателя все «интенции» автора. Важны даже незначительные, как порой кажется, детали. Но если прозаик пишет о них, значит, придаёт им значение. Помимо «аль-Мунджида» и арабского Интернета очень часто обращаюсь к Словарю Х. К. Баранова: к счастью, он даёт целый ряд вариантов перевода слова, из которых выбираешь наиболее, как представляется, подходящее. Наверное, неизбежны некоторая «вкусовщина» или «волюнтаризм», но матрица восприятия чужого текста заложена и определяется нашим изучением русского языка и русской литературы в школе, языковыми занятиями по арабскому в вузе и, разумеется, собственной интуицией. И, конечно, не обойтись без изрядного терпения, энергетических затрат, интеллектуальных усилий. Всё думаешь, как прав был А. Тарковский: «Ах, восточные переводы/ Как болит от вас голова».

В скрупулёзном подходе к переводу чужого текста меня очень поддержало знакомство с одной англичанкой. На Международном семинаре переводчиков в Ясной Поляне английская русистка рассказывала о своей работе над переводом «Анны Карениной»: «обложилась» уже существующими пятью или шестью переводами этого романа и начала «рождать» свою версию. Благодаря Интернету ей легче было «продираться» к пониманию и передаче на родном языке всех наших «онучей», «поддёвок» и т.п. Слушая её рассказ о том, каких трудов ей стоил перевод нашего классика, я не удержалась и спросила: «Вы не пожалели, что взялись за эту работу?» ‒ «Сразу же!» ‒ был мгновенный и, видимо, выстраданный ответ. Но, как я поняла, неготовность расписываться в несостоятельности, желание преодолеть «сопротивление материала», созданного гениальным писателем, а также договор с издательством заставили довести работу, продолжавшуюся пять лет, до конца. К слову, наша коллега Розамунд поведала, что только закончив сей труд, она занялась личной судьбой: в процессе работы над переводом она чувствовала, что не сможет совмещать с ней ещё и супружескую жизнь.

Такое неистощимое терпение, скрупулёзное, в высшей степени добросовестное и уважительное отношение к переводу первоисточника, даже известное отрешение от «мирскòго», по-моему, ‒ подвиг. А в переводе с английского на русский преклоняюсь перед Б. Л. Пастернаком. В его «Гамлете» Полоний говорит: «Я играл Юлия Цезаря. Меня убивали в Капитолии. Брут убил меня». И эвристически виртуозная реплика Гамлета: «С его стороны было брутально убивать такого капитального телёнка».

Вот зачем нужны переводы. Разве мы не хотим, чтобы «Анну Каренину» в максимально точном переложении читали англо-саксы и остальной англоговорящий мир? Так же и наша переводческая работа: почитайте иракцев А. Саадави, С. Антуна и поймёте, как им сломали жизнь американцы, вторгшись в марте 2003 г. Почти как к нам в июне 41-го немцы, румыны, итальянцы, финны «и разные прочие шведы», по слову Маяковского. Наши уезжали в эвакуацию, а иракцы, прежде всего иракские христиане – в эмиграцию. Но никто, даже война, не отменял «возвращённую жизнь и неистребимую повседневность как основу миростояния», того, что мы называем: «жизнь продолжается». А роман алжирской писательницы А. Мустаганами «Чёрное тебе идёт» ‒ настоящее пособие для женщин по выстраиванию отношений с любимым мужчиной с конкретными предостережениями в художественной форме от совершения банальных ошибок.

Для меня самое трудное при переводе романа – диалоги на диалекте. Проконсультироваться у носителя языка? Но та версия, что он предлагает, может не всегда удовлетворять. Однако делать нечего: берёшь его вариант.

Переводом я занимаюсь тогда, когда есть время. Нужна тишина, так как подыскиваешь слова и проговариваешь их и всю фразу про себя. Первыми были переводы (для работы над диссертацией) 55 новелл сирийско-ливанской писательницы, поэтессы, журналистки, литературоведа Гады ас-Самман. Она, по слову Аристотеля, весьма «искусна в метафорах». Я из любопытства подсчитала : в её рассказах 529 тропов, из которых почти половина – метафоры. К тому же писательница – ещё и поэт, «стёртых» метафор, литературных штампов у неё почти нет. Все свое, незаёмное, часто очень замысловатое.

Перевод у каждого получается свой – более удачен или менее зависит от опыта/навыка, способностей, лимита времени. Суждение о его качестве выносят люди, опираясь на собственный вкус, опыт, своё отношение к делу и пр. Что предпочесть: «Подгнило что-то в датском государстве» или «Какая-то в державе датской гниль»? Легко ответить? Тогда, перефразируя Маяковского, скажем: «Больше переводов, хороших и разных».

Я очень люблю отдавать свои переводы на прочтение коллегам, с нетерпением жду замечаний, даже просто указаний «Что-то здесь не очень», не боюсь, что самооценка пострадает: лишь бы Делу была польза. Опубликовать перевод непросто, да и интересует меня больше составление билингвальных учебных пособий: читайте оригинал и предлагаемую версию перевода, находите лучший вариант, пробуждайте и удерживайте интерес к этому виду творчества. Говорил же В. А. Жуковский: «Переводы для языка то же, что путешествия для образования ума». А академик И. А. Орбели любил повторять, что «”филологические подошвы” ‒ необходимое условие успеха в любой востоковедческой специализации». Так что знакомьтесь с оригиналами, читайте в переводах, переводите сами художественные тексты – на пользу себе и отечественной арабистике. Они ведь остаются на вас – Отечество и арабистика.