Взрыв, который по мощности сравнивают с атомной бомбардировкой Японии, произошел вечером 4 августа. Результатом взрыва стали сотни погибших и тысячи раненных. Были уничтожены десятки домов и автомобилей, многие кварталы были разрушены. Согласно официальным данным взрыв произошел в результате детонации хранившихся на складе 2,7 тысячи тонн аммиачной селитры. По заявлению властей причиной взрыва стали сварочные работы.
Для того, чтобы разобраться в последних событиях, которые потрясли Ливан, мы обратились к старшему преподавателю Высшей школы экономики, эксперту по Ближнему Востоку, Лукьянову Григорию Валерьевичу, который прокомментировал ситуацию во внутренней политике Ливана и действия мирового сообщества.
Orientalia Rossica (OR): Существуют различные мнения. Некоторые эксперты утверждают, что взрыв был четко спланированной акцией, а по официальным данным — это был случайный инцидент. Не могли бы вы дать свою оценку последним событиям?
Г.В. Лукьянов: Я занимаюсь проблемами социальными, политическими, и на мой взгляд данная катастрофа во многом носит техногенный характер. Ни о каком намеренном подрыве, теракте речи не идет. Я в этом отношении солидарен с теми осторожными оценками, которые делают сейчас официальные власти, которые делают те наблюдатели иностранные, представители тех государств, которые прибыли на место, чтобы посодействовать ликвидации последствий этой катастрофы. Я солидарен с теми, кто считает, что это техногенная катастрофа, основная причина которой – это те условия хранения данных материалов, которые воспламенились, что и привело к взрыву.
Тем не менее, это главный вопрос, который задается: а что эти материалы в течение такого длительного периода времени делали в порту? И это в общем-то результат социальных, экономических и политических факторов. А именно то, что уже на протяжении не просто нескольких лет, а десятилетий Ливан страдает от жесточайшего социально-политического и, как вследствие, экономического кризиса, вызванного несовершенством существующей системы политического управления из-за высокого уровня коррупции и низкой эффективности механизмов и институтов управления. Это вопрос как раз именно социально-политический.
Этот вопрос ставился неоднократно на повестку дня общественностью на протяжении многих лет. А последний год, собственно с 2019 года, это основная причина, по которой люди выходят на массовые демонстрации, выходят на улицы. И на протяжении всего 2019 года и даже в 2020 году мы наблюдали устойчивое социально-политическое протестное движение, заявленной целью которого было не просто отставка правительства и отставка президента, но полный демонтаж, перестройка нынешней политической системы, которая с точки зрения общественности заметно устарела, не отвечает современным реалиям, а главное – не решает те проблемы, которые общество считает актуальными и значимыми. А именно – это решение тех проблем управления, борьба с коррупцией и решение проблемы эффективного управления государством и обществом. Поэтому данный инцидент, данная катастрофа в очередной раз высветила те проблемы, которые есть в ливанском обществе, в ливанском государстве. Остро поставили на повестку вопрос о принятии срочных мер и невозможности дальше откладывать подобного рода решения этой проблемы, поскольку чем дольше мы откладываем, тем больше изнашивается инфраструктура, тем больше возникает риск повторения подобных инцидентов в виду неосторожности, в виду неэффективности управления, как я уже говорил, и так далее.
OR: А как может быть изменен внутренний политический курс Ливана в связи с последними событиями? Это событие может стать стимулятором к изменениям?
Г.В. Лукьянов: Да, в общем-то о чем говорит ливанская улица, ливанская общественность, что она собственно требует? Она требует пересмотра конституции, она требует пересмотра существующей нынешней политической системы, в основе которой положен так называемый принцип сообщественной демократии, подробно описанный в работах известного политолога Лейпхарта на примере европейского материала – стран Бенилюкса. Но основной принцип, который заложен в эту модель, это принцип того, что у нас есть многосоставное общество, состоящее из различных этнических, конфессиональных групп. Ни одна из этих групп не имеет решающего преимущества, и для того, чтобы обеспечить безопасность, эффективное развитие, избежать возможности ущемления прав меньшинств перед большинством, создана такая система сдержек и противовесов, которая находит отражение в конституции и в дизайне политической системы. В Ливане эта система была закреплена первой конституцией, написанной еще в 1926 году, и так называемым Национальным пактом. Этот принцип предполагал, что пост президента может занимать только представитель христианской маронитской общины, пост председателя правительства может занимать только представитель мусульманского суннитского меньшинства, а пост председателя парламента только представитель шиитского мусульманского меньшинства. В тот момент данное распределение отражало пропорциональное распределение конфессиональных групп и было призвано в первую очередь обеспечить гарантии мусульманскому меньшинству перед христианским большинством.
Но с тех пор ситуация изменилась: численность мусульманского населения значительно возросла, а [численность] христианского [населения] постепенно начала убывать. Пропорция изменилась, а политические правила игры остались те же. Уже в 70-е гг. это привело к гражданской войне, которая привела к многосторонней интервенции на территорию Ливана. Страна была оккупированная частично Израилем на юге, частично Сирией на севере. И вплоть до 2005 года страна находилась в зависимости от своих соседей. И несмотря на то, что гражданская война закончилась подписанием мирного соглашения и несмотря на то, что вроде бы все стороны прекратили насилие, но политическая система осталась прежней. По сути, с минимальными изменениями были законсервированы все те же самые принципы, которые привели страну на грань гражданской войны в 70-е гг. А ситуация тем временем продолжает меняться. Численность мусульманского населения растет. При этом единственная политическая сила, которая сохранила военную силу, это именно шиитская партия Хезболла, ставшая исключением из правил. Таким образом, на территории Ливана появилось государство внутри государства, так называемый, Хезболлистан, так его называют исследователи на Западе. На его территории наравне с законами Ливана действуют еще законы Хезболлы. И никто этому не может помешать. Таким образом, государственные структуры оказываются подорваны, потому что все политические партии, все политики так или иначе распределены между партиями конфессиональной окраски. И каждая из партий в лучшем случае преследует интересы своей конфессиональной или этнической группы. На практике же, как утверждают скептики в ливанском обществе, ситуация обстоит еще хуже: политический класс не служит никому кроме самого себя. Появились целые династии конфессиональных политиков, которые достигли своего положения именно благодаря вот этой конфессиональной системе. И они не готовы как-либо её менять, поскольку это означает для них потерю власти, потерю ресурсов, потерю социального и экономического положения. Именно поэтому они не готовы проводить реальные реформы, не готовы ничего менять ни в политике, ни в экономике, потому что им это выгодно.
Соответственно, чего хочет ливанское общество, чтобы все поменялось? Оно требует, чтобы этот конфессиональный принцип, раскалывающий страну на протяжении уже чуть меньше целого века, был забыт, и ему на смену пришли партии не по конфессиональному принципу и политика не по конфессиональному принципу, а политика ливанцев ради ливанцев, когда не будет делаться различие между конфессиональными группами, ко всем будут относится одинаково, и во главу угла будет поставлено решение основных проблем социально-экономического положения ливанцев в целом. Для этого нужны, безусловно, значительные ресурсы. И по мнению ливанских политиков их в стране нет. Поэтому, несмотря на массовые протесты, даже либеральные политики готовы признавать правильность критики в их адрес и вполне корректно отмечают: а что будет после того, как мы уйдем в отставку? Кто придет нам на смену? Кто возьмет на себя ответственность за управление государством? Таких идеальных политиков, которых желает ливанская улица, на сегодняшний момент нет. Никто этот уличный протест не возглавил, и никому общество доверия не оказало. А с другой стороны, есть те, кто власть взять может. И это, к примеру, Хезболла, которая обладает развитой управленческой структурой, военной структурой – собственной, по сути дела, армией, которая на определенном этапе сыграла не только деструктивную, но и конструктивную роль: когда в соседней Сирии в разгар гражданской войны радикальные группировки, включая Исламское государство, подошли к Ливанской границе и готовы были её пересечь, Ливан защитили не армия и полиция государства, а именно Хезболла встала на защиту границы и не допустила прорыва боевиков в Ливан. Поэтому положение этой структуры неоднозначно, но не только в Израиле, но и в ряде других государств эта структура признана террористической. И если она возьмет власть, а она может взять власть в свои руки, это будет означать фактически ухудшение, если не разрыв, отношений с целым рядом государств, которые могут, и в условиях нынешнего кризиса они продемонстрировали это, могут помочь Ливану инвестициями, помощью и так далее.
После инцидента в порту десятки стран выразили намерение поддержать Ливан, помочь ливанскому народу, выделить значительные средства, которые помогут не только восстановить инфраструктуру, но и ликвидировать последствия данной катастрофы. И даже более – их [средств] достаточно, чтобы помочь запустить разные проекты в Ливане, которые ранее не имели финансовой, материальной оплаты. Но здесь есть вполне резонный скепсис, который выразил президент Франции Эммануэль Макрон во время своего визита в Ливан. Он сказал, что мешает нынешнему политическому классу, больному коррупцией, потратить эти средства неэффективно, разворовать эти средства и так далее. Тем более, если народ, население, не выражают поддержку этой всей политической системе. И вот здесь вопрос: а кто будет тратить эти деньги и как? Высказывается предположение, что получателями этой помощи могут выступить некоммерческие организации, неправительственные организации, занимающиеся конкретными вопросами, конкретными аспектами. Но у них нет политических амбиций, поэтому вопрос, а кто бы мог в данных условиях возглавить реформаторское движение, модернизационное движение в Ливане, остается открытым. Действующие политики не пользуются поддержкой большой ни в своей стране, ни за рубежом, а смены им нет. Поскольку долго бывшая эксклюзивной сфера профессиональной политики сегодня не имеет каналов проникновения людей со стороны, ранее не связанных с политическими партиями, кланами элитарными и так далее. В этом, наверное, сейчас главный парадокс ситуации в Ливане, главная её проблема, поскольку, с одной стороны, ужасная трагедия унесла огромное количество жизней. Жизнь сотен, тысяч людей больше никогда не будет прежней. С другой стороны, [ситуация] открывает колоссальные возможности, которых не было до этой катастрофы. Государства, иностранные международные организации сегодня готовы помочь Ливану, но отсюда проблема – не понятно, кто мог бы взять эту ситуацию под контроль изнутри. Те, кто готов, как партия Хезболла, тут же дискриминируются целым рядом иностранных государств, их способность работать на благо общества, на благо всего Ливана ставится под сомнение. И действующий политический класс, который сам уже в себе не уверен, и отставка премьер-министра, последовавшая после катастрофы в Бейрутском порту, яркое тому свидетельство. Вот такая сложная ситуация.
OR: А как вы оцениваете роль России в помощи Ливану? Можно ли расценивать это как стратегический ход для России?
Г.В. Лукьянов: Я бы не сказал, что те действия, которые приняла Россия после катастрофы, как-то выбиваются из всего того, что до этого делала Россия. Российско-ливанские отношения имею долгую историю. И это история преимущественно конструктивных отношений, позитивных. Ливан и СССР никогда не были врагами, наоборот, у нас богатые культурные связи. Может быть, не так сильно развиты экономические связи. Но тем не менее, богаты опыт именно конструктивного взаимодействия. Долгое время нашу страну в Ливане представлял один из самых, мне кажется, одаренных послов Российской Федерации в этой стране и вообще в арабских странах, который, к сожалению, после этой катастрофы ушел в отставку, но тем не менее это был очень выгодных примеров дипломата, который активно развивал контакт не только со всеми политическими силами внутри Ливана, сбалансировав тем самым представление российских интересов в стране, но также активно общался с обществом. Он активно выступал на ливанском телевидении, он активно выступал на различных общественных мероприятиях. И в этом отношении всегда эта работа имела конструктивную отдачу: к России, к русскому народу относились хорошо. Поэтому оказание помощи было абсолютно логичным, отвечала тому базису отношений двусторонних. И в дальнейшем Ливан, конечно, будет получать помощь от России не только в кризисных ситуациях, но в любой момент, когда это необходимо. И здесь я не думаю, что те действия, которые были приняты Россией, носили популистский характер, чтобы продемонстрировать кому-то, Ливану или Ближнему Востоку в целом, внимание России к гуманитарной повестке. Это был скорее само собой разумеющийся акт помощи в рамках тех дружеских отношений, которые связывают ливанский и российский народ на современном этапе. Мне кажется, что в долгосрочной перспективе политизации данного вопроса с российской стороны не будет, и с ливанской стороны тоже. На фоне тех сложных вопросов, которые поднимаются, например, помощь со стороны Ирана, который изъявил о своем желании помочь, но не был приглашен на ряд международных встреч и совещаний из-за сложных отношений между странами Запада и Ираном. И это несмотря на то, что между Ливаном и Ираном благодаря той же самой Хезболле, шиитской общине, установлены достаточно крепкие взаимоотношения, отношения взаимопомощи и поддержки. И несмотря на это Иран оказался исключен из ряда вопросов оказания именно гуманитарной помощи и вынужден оказывать её на уровне двухстороннем, а не на уровне международном. И с Россией такого нет. Россию в этом отношении никто так сильно не дискриминирует. И по сути политизации позиции России здесь на мой взгляд нет. И в обозримой перспективе будем надеяться, что она не возникнет.
Подготовили: Шилина Анна
